Петр Михайлович Цейдлер (некролог) - старая орфография

Въ субботу, 10-го февраля, родные, знакомые и толпа бывшихъ учениковъ Петра Михайловича Цейдлера проводили его въ последнюю обитель - на Волково кладбище. Педагогическая и преимущественно воспитательная деятельность этого человека, составлявшая неодолимую потребность его внутренней жизни, изливавшаяся чистой, безпримесной струей изъ его глубоко-любящей натуры, оставила благотворный и на долго неизгладимый следъ въ кругу людей, на которыхъ онъ влiялъ; а въ этомъ относительно тесномъ кругу самое значительное большинство составляетъ группа его воспитанниковъ. За нихъ-то, за эту молодую, къ добру и свету направленную группу, должны помянуть его добрымъ словомъ русскiе люди, и мы, близко его знавшiе, хотимъ надъ его свежей могилой сказать это доброе слово.

женскимъ надзоромъ матери и тетки. Въ детстве, именно - когда Цейдлеру было 10 или 11 летъ, - случилось одно событiе, изъ такихъ, которыя, сделавъ разъ известное впечатленiе на ребенка, отражаются потомъ на всей его жизни. Некто Т., короткiй знакомый семейству Цейдлеровъ по Пензе, перешедшiй на службу въ Кострому, уговорилъ г-жу Цейдлеръ отпустить къ нему маленькаго Петю, обещаясь заняться его воспитанiемъ, и Петя переселился въ Кострому. Черезъ некоторое время въ домашнихъ делахъ Т. произошла резкая перемена, вследствiе которой онъ вынужденъ былъ своего питомца поспешно возвратить къ матери. Онъ нанялъ подводчика до места, т. е. до села Сипягина, и отправилъ съ нимъ мальчика - одного, въ зимнюю пору. Подводчикъ, доехавъ до какого-то селенiя (дo какого именно - сведенiя у Цейдлера не сохранилось), не разсудилъ ехать дальше, и высмотревъ избу попригляднее, остановился у ней и предложилъ мальчику идти въ избу погреться, а самъ повернулъ лошадь и уехалъ восвояси. Cкopo все селенье узнало о брошенномъ мальчике. Около него собрались бабы, толковали, горевали; все приняли горячее въ немъ участiе. Прошло несколько дней. У хозяина избы былъ сынъ летъ двадцати - звали его Борисомъ - который особенно заинтересовался мальчикомъ, а Цейдлеръ привязался къ нему. Они сделались неразлучны. Подождавши, не вернется ли возчикъ, крестьяне уже решили на мipy донести местнымъ властямъ о случившемся, но Борисъ упросилъ oтцa и настоялъ на мipy, чтобы дозволили ему отвезти сироту къ роднымъ, жительство которыхъ онъ надеялся отыскать, распрашивая какъ добраться до Пензы, а въ Пензе можно-де узнать где и Сипягино. Отправились странствовать молодые люди - какъ и где - Цейдлеръ ничего не помнилъ. Добрались наконецъ до Сипягина. Цейдлеръ неожиданно предсталъ передъ изумленною матерью. Борисъ былъ обласканъ, награжденъ и уехалъ домой, - скрывшись навсегда для Цейдлера, который потомъ, придя въ возрастъ, тщетно делалъ объ немъ розыски... Это-то событiе, этотъ переездъ по несколькимъ губернiямъ въ качестве брошеннаго мальчика, отыскивающаго своихъ родителей, это радушiе и участiе народа, которое сопровождало его на всемъ его длинномъ пути, а, главное, симпатическая личность, благодушiе и разумность Бориса - все это какъ бы раскрыло душу русскаго народа Цейдлеру; въ Борисе - ему всегда потомъ казалось, - какъ будто во-очiю ему было откровенiе идеала русскаго человека во всей его безъискусственной нравственной чистоте и красоте, - идеала, не оставлявшаго Цейдлера до конца дней его. Отсюда, можетъ быть, развилась въ немъ одна изъ существенныхъ чертъ его личности - вера въ русскiй народъ и особенно нежная симпатiя къ простымъ юношамъ, чуждымъ искусственности и светской выправки, сохранившимъ первобытную, свойственную невыровнившемуся человеку естественность наружныхъ движенiй и внутренняго строя. Съ paнней молодости и во всю жизнь П. М. Цейдлеръ никогда не оставался безъ одного или несколькихъ молодыхъ любимцевъ, къ которымъ прилеплялся всею душою и которымъ старался, такъ сказать, передать свою душу. Случалось, что онъ пытался выработать человека изъ простаго, безграмотнаго, взятаго съ улицы, съ поденной работы юноши; случалось ему браться за возстановленiе нравственной личности падшаго; случалось ошибаться въ выборе, разочаровываться въ попыткахъ, - но все ошибки и разочарованiя нисколько не охладили его душевной теплоты и не ослабили его сердечныхъ влеченiй до конца.

Черезъ годъ или два по возвращенiи изъ Костромы, Цейдлера отдали въ пензенскую гимназiю; a 1838 г, онъ поступилъ въ петербургскiй университетъ, и по окончанiи въ немъ курса по юридическому факультету, въ 1842 году поступилъ здесь-же въ гражданскую cлужбу, на первую попавшуюся вакансiю, такъ какъ средствъ къ жизни не было. Летъ семь онъ чиновничалъ, проводя - yтpo на службе, а вечера за книгами, между которыми бывали разложены и анатомическiе чертежи. Изучить анатомiю и физiологiю считалъ онъ тогда для себя неизбежнымъ какъ первыя ступени къ психологiи - высшей науки, къ которой онъ стремился. Между темъ, Вирей, Бурдахъ, Ог. Контъ и пр., и пр., последовательно одинъ за другимъ увлекали его, и онъ поглощалъ ихъ крупными прiемами, зачитываясь до позднихъ часовъ. Безъ серьознаго научнаго труда жизнь казалась ему недостойною, а о молодыхъ людяхъ ограничивающихся чтенiемъ однихъ текущихъ журналовъ и газетъ онъ отзывался тогда съ некоторымъ негодованiемъ, считая ихъ остановившимися и обреченными на "опошленiе".

Наконецъ въ 1849 году открылось Цейдлеру давно втайне излюбленное имъ педагогическое поприще: Гр. Ив. Фонъ-Дервизъ, въ домъ котораго Цейдлеръ былъ введенъ еще въ бытность свою въ Костроме, предложилъ ему место старшаго надзирателя и преподавателя русскаго языка въ гатчинскомъ сиротскомъ институте.

посланiи еще въ 1856 году:

"Вотъ онъ по гатчинскому саду
Идетъ съ толпой учениковъ;
Вотъ онъ садится къ водопаду
На мшистый камень, въ тень деревъ;

Къ нему все ближе. Очи ихъ
Или потуплены стыдливо,
Иль слезъ полны, и самъ онъ тихъ,
Но ликомъ светелъ. Онъ читаетъ

Одинъ душой онъ понимаетъ
Неуловимый ихъ языкъ.
Въ сердцахъ, забитыхъ отъ гоненья,
Ожесточенныхъ въ цвете летъ,

Онъ пролилъ въ нихъ надежды светъ

Онъ человека идеалъ
Предъ ними долго, понемногу

И вотъ открылъ! - и ослепило
Его сiянье юный взглядъ,
И дети съ робостiю милой
И съ изумленiемъ глядятъ.

Ушелъ и плачетъ о себе.
И за прошедшее имъ больно -
И все готовятся къ борьбе.
Ахъ, Цейдлеръ! въ этомъ идеале

Но только дети не узнали,
Да ты и самъ того не зналъ!"

(Cтихотв. А. Майкова 1872, т. I, стр. 345).

Слишкомъ десять летъ провелъ Цейдлеръ въ Гатчине. Онъ былъ тамъ явленiемъ, которому хотя и сочувствовали оба директора, т. е. и Фонъ-Дервизъ, и преемникъ его, Голохвастовъ, но на которое большая часть сослуживцевъ П. М. смотрела какъ на чудачество; сами воспитанники очень долго не верили, чтобъ действительно могъ найдтись человекъ, который cepьoзно и съ любовью отнесся бы къ судьбе ихъ, и много нужно было Цейдлеру времени чтобы заставить ихъ поверить... Съ поступленiемъ туда Цейдлера, тотчасъ прекратились порки и отдачи въ солдаты; мало по малу поднялся нравственный строй юношества; ученiе пошло лучше; действуя на воспитанниковъ и уроками, и частными беседами, въ прогулкахъ и за чтенiемъ, Цейдлеръ старался пробуждать въ нихъ потребность высшаго образованiя, и на второй же годъ его вступленiя въ институтъ, уже явились двое пожелавшихъ поступить въ университетъ, чего давно уже не было въ Гатчине. На cледующiй годъ желающихъ было уже семеро - и тогда Цейдлеръ принялся хлопотать, чтобы это поступленiе въ высшiя заведенiя воспитанниковъ гатчинскаго института было узаконено, такъ какъ институтъ до того времени имелъ целью приготовленiе только канцелярскихъ чиновниковъ. Хлопоты его увенчались успехомъ, и питомцамъ института открытъ былъ доступъ и въ университетъ, и въ медицинскую академiю и пр., и даже учреждены были для нихъ стипендiи отъ опекунскаго совета. Но и тамъ не прекращалась связь Петра Михайловича съ его питомцами, и питомцы его не заплатили ему неблагодарностью: въ позднейшiе даже годы, въ известные дни (въ день рожденiя Цейдлера) квартира его наполнялась тесной, пестрой толпой: были тутъ и военные, и медики, и учителя, и чиновники, - свежая, бодрая молодежь, посреди которой уже многiе достойно ознаменовали себя на избранныхъ ими поприщахъ, - все бывшiе воспитанники Цейдлера, помнившiе до конца его дней, чемъ они ему обязаны...

и выведено изъ "чернаго тела". Въ 1860 г. Цейдлеръ переселился въ Петербургъ, удержавъ за собою въ Гатчине только юридическiя лекцiи, и поступилъ на службу въ св. синодъ, но не надолго.

Въ 1863 г. бывшiй тогда помощникомъ председателя совета Императорскаго человеколюбиваго общества С. А. Танеевъ пригласилъ Цейдлера къ участiю въ составленiи проекта преобразованiя учебнаго заведенiя, называвшагося тогда "Домомъ Воспитанiя Бедныхъ Детей", и онъ тогда же былъ посланъ заграницу, чтобы ознакомиться съ соответствующими заведенiями, преимущественно съ учительскими семинарiями въ Германiи и Францiи. Въ следующемъ 1864 году, возвратясь изъ заграницы и представивъ отчетъ о своей поездке, Цейдлеръ былъ назначенъ директоромъ Дома Воспитанiя.

Здесь повторилась почти таже исторiя, что и въ гатчинскомъ институте. Цейдлеръ принялъ заведенiе хотя и шестиклассное, но немного чемъ отличавшееся отъ уездныхъ училищъ - и возвысилъ его на степень семиклассной гимназiи, почти не выходя изъ техъ средствъ заведенiя, какiя были и до него, отъ 25 до 30.000 р. На эти средства содержалось всегда более 300 воспитанниковъ и выдавалось жалованье учителямъ и всемъ служащимъ. Курсъ же проходился полный гимназическiй, кроме греческаго языка. Многiе педагоги изъ другихъ учебныхъ заведенiй столицы, по неделямъ, съ утpa до вечера, изучали Домъ Воспитанiя, кáкъ онъ устроенъ былъ Цейдлеромъ, и выражали удивленiе, что на столь малую сумму достигается более результатовъ, чемъ у нихъ, при издержкахъ несравненно бòльшихъ. Тайна этого заключалась въ томъ, что, во-первыхъ, Цейдлеръ, принявъ заведенie, тотчасъ собралъ вокругъ себя своими помощниками своихъ же гатчинскихъ бывшихъ питомцевъ, проникнутыхъ уже съ юности однимъ взглядомъ и духомъ со своимъ наставникомъ. Кроме того, не смотря на то, что жалованье учителямъ и воспитателямъ было гораздо ниже въ Доме Воспитанiя, чемъ въ учебныхъ заведенiяхъ министерства народнаго просвещенiя и военнаго, многiе лучшiе преподаватели въ Петербурге отказались даже отъ более выгодныхъ уpoковъ и пошли трудиться съ Цейдлеромъ, eдинственно привлеченные туда обаятельностью его личности, нетерпевшей никакой формальности, его горячею преданностью делу, его уменьемъ целое заведенiе и всехъ къ нему прикосновенныхъ лицъ связать въ одну семью: все сознавали, что эта семья живетъ его авторитетомъ, но никто не почувствовалъ ни разу тягости этого авторитета, никто не почувствовалъ стесненiя своей личной свободы, невольно покоряясь ему.

Такимъ образомъ цель П. М. при поступленiи въ Домъ Воспитанiя была достигнута: онъ имелъ утешенiе видеть уже несколько выпусковъ своихъ воспитанниковъ поступившихъ въ университетъ, въ военно-юридическое училище, въ медицинскую академiю, въ технологическiй институтъ и пр. Закрепивъ окончательно хлопотами своими будущность воскрешеннаго имъ заведенiя, какъ гимназiи, а именно, - устроивъ принятiе его въ ведомство мин. народн. просв. на общемъ положенiи гимназiй и темъ оградивъ его отъ всякихъ случайностей въ измененiи его назначенiя, Цейдлеръ самъ не успокоился. Постоянной мечтой его было действовать въ среде народной. Уже въ промежутокъ времени между его службой въ гатчинскомъ институте и деятельностью въ Доме Воспитанiя, заведуя въ теченiи двухъ летъ по его же мысли основаннымъ г. Бауманомъ еженедельнымъ изданiемъ "Воскресный Досугъ", Цейдлеръ поставилъ себе целью доставить чтенiе грамотному крестьянству, и это изданiе за первые два года своего существованiя, т. е. за время Цейдлеровой редакцiи, можетъ и поныне считаться образцовымъ въ своемъ роде, какъ по содержанiю, такъ и по языку: при немъ на второй годъ изданiе имело уже 12,000 подписчиковъ; ныне число ихъ сократилось въ шесть разъ... Но вотъ московское земство предлагаетъ П. М. принять на себя устройство земской учительской школы и быть ея директоромъ. Не смотря на свои годы и здоровье, уже надорванное постоянными трудами, неустанною борьбою - где съ равнодушiемъ, где съ всесильною у насъ канцелярщиной, заставлявшею Цейдлера отписываться и переписываться, безполезнейшимъ образомъ переводить вороха бумаги и губить свои силы и время на отстаиванiе своего дела отъ козней адептовъ старыхъ порядковъ, - не смотря наконецъ на всеобщую любовь воспитанниковъ и всехъ лицъ, прикосновенныхъ къ новой гимназiи, Петръ Михайловичъ решается оставить Петербургъ, общество, друзей, и поселиться въ пустынной усадьбе, нанятой земствомъ, въ Подольскомъ уезде Московской губернiи, въ селе Поливанове, и тамъ привести въ исполнeнie заветную мечту свою. "Приготовить народныхъ учителей - дело не легкое, говорилъ онъ. Учительство - не выучка. Учительство - апостолатъ... и если бы мне удалось вдохнуть этотъ духъ самоотверженiя и любви хотя въ пятерыхъ или шестерыхъ изъ приготовленныхъ мною юношей, это было бы самымъ лучшимъ, о чемъ бы я могъ мечтать... А русскiй человекъ способенъ къ этому апостолату"... Какъ устроилъ и какъ повелъ Цейдлеръ эту школу мы не будемъ разсказывать: объ этомъ уже разсказалъ человекъ, более насъ, конечно, компетентный въ этомъ деле - баронъ Корфъ, описавшiй произведенное на него поливановской школой впечатленiе въ статьяхъ: "Частная инцiатива въ деле образованiя", напечатанныхъ въ "С. -Петерб. Вед." 1872 г. Не говоримъ уже о другихъ статьяхъ въ "Голосе" и "Гражданине"... Но увы! Смерть остановила Цейдлера на второмъ году этой новой и, какъ онъ понималъ, высшей для него деятельности... Въ теченiе года свезенные съ разныхъ концовъ Россiи молодые люди изъ крестьянъ, мещанъ, изъ семинарiй и уездныхъ училищъ - мнoгie только что грамотные, - уже приняли видъ мало отличавшiй ихъ отъ воспитанниковъ прежнихъ зaвeдeнiй, где действовалъ Цейдлеръ. Бурсачество, брань и ругательства между собою, съ которыми они явились въ школу, къ концу года уже совершенно умолкли; книга и чтенiе сделались ихъ потребностью; въ лицахъ многихъ уже видна была пробудившаяся серьозная мысль о высоте ихъ будущаго назначенiя. Экзамены - особенно изъ русскаго языка (грамматика и сочиненiе), арифметики и географiи удивили присутствовавшихъ на нихъ членовъ земства московскаго, рязанскаго и некоторыхъ случайныхъ петербургскихъ гостей, пробывшихъ въ Поливанове все время экзаменовъ... Надо сказать, что и сюда явился Цейдлеръ не одинъ, а опять со своими бывшими гатчинскими питомцами, также и вследствiе той же идеи бросившими въ Петербурге и службу и столичную жизнь и последовавшими за своимъ учителемъ... Но уже летомъ 1872 года въ Цейдлере сталъ заметенъ упадокъ силъ. Ожиданiе результатовъ новой деятельности проявлялось въ немъ съ какимъ-то раздражительнымъ нетерпенiемъ. Усиленные труды по составленiю подробнаго отчета земству за истекшiй годъ и еще два происшествiя - смерть одного воспитанника и дело о переходе троихъ лучшихъ учениковъ въ учительскую семинарiю министерства народнаго просвещенiя, учреждавшуюся въ Москве, дело, о которомъ было говорено въ ноябрьскомъ собранiи московскаго земства и которое поразило Цейдлера, можно сказать, въ самое сердце, ибо эти трое учениковъ были изъ лучшихъ и любимыхъ, - все это сильно подействовало на его здоровье. Начались у него сильныя головныя боли, потомъ последовалъ ударъ, поразившiй его въ левую руку и ногу. Отъ удара онъ уже началъ оправляться и готовился приступить къ класснымъ занятiямъ, какъ открылся вследствiе простуды тифъ, положившiй конецъ жизни человека - "безпокойнаго" въ глазахъ житейскихъ мудрецовъ, но, смело можно сказать, соблюдшаго вполне великую заповедь: "пастырь добрый полагаетъ души своя за овцы"...

Эти слова были въ душе и на устахъ всехъ провожавшихъ П. М. въ его последнее жилище! Тело его было привезено 10 февраля въ Петербургъ, и съ московской станцiи препровождено въ церковь гимназiи, одолженной его старанiямъ своимъ существованiемъ... Не было на этихъ похоронахъ знаменитостей педагогическаго мiра: покойный не любилъ разглагольствiй о деле воспитанiя и образованiя, считая его деломъ не столько теорiи, сколько призванiя, и въ педагогическомъ мipе былъ известенъ только разве серьознейшимъ его представителямъ; не было почти звездъ и лентъ, потому что, какъ въ Гатчине, такъ и въ Петербурге воспитанники его были или круглые сироты или дети бедныхъ родителей; но за то трогательно было видеть толпу этихъ бывшихъ въ теченiи 20 летъ его воспитанниковъ, теперь въ свою очередь дельныхъ молодыхъ людей на разныхъ общественныхъ поприщахъ и ступеняхъ - техъ же самыхъ, которые въ заветный день его рожденiя наполняли его комнаты... И чтó разоблачалось тутъ въ разговорахъ о покойномъ въ этой провожавшей его толпе!.. "Знаете, сказалъ одинъ изъ нихъ, въ детстве лишившiйся отца и матери, - мне хоть иногда, только разъ въ годъ случалось видеть П. М., а иногда и совсемъ не удавалось, - но теперь у меня такое чувство, какъ будто я осиротелъ во второй разъ и на этотъ разъ ужъ окончательно!.. Ну, чтó я ему былъ? и въ институте былъ во враждебной для него партiи, а онъ и въ университетъ меня направилъ, и квартиру намъ нанялъ, и имелъ удивительное искусство заставить принимать отъ него деньги. Въ первые годы студенчества ведь мы существовали на его счетъ! И не мне одному, онъ, пожалуй, со всеми нами такъ делалъ..."

Вы, господа, сказалъ третiй, кончили курсъ въ институте, и ужъ П. М. любовался, такъ сказать, вами въ университете; а я ведь былъ исключенъ. До него насъ непременно бы отдали въ солдаты... Чтожъ? ведь онъ насъ не бросилъ. Чтó онъ мне говорилъ - никогда не забуду. Но съ этого дня для меня началась новая жизнь. Онъ отыскалъ мне помещенiе и столъ, платилъ за меня, потомъ определилъ на службу... Да и со всеми почти исключаемыми такъ делалъ! Почти во всякомъ ведомстве у него были ужъ свои, изъ прежнихъ воспитанниковъ, - онъ имъ и поручалъ следить за нами на службе, и никогда не терялъ насъ изъ виду... Тогда насъ было четверо исключенныхъ...

Да! мы это знали; исключенiе изъ заведенiя - меpa, съ которой П. М. мирился только въ крайности и которая растроивала его самого больше всехъ, - не значило для него предать на волю Божiю заблудшую овцу, но было только мерой исправленiя, и исключенные не оставались безъ его помощи и участiя... Вспомнилось намъ при этомъ, какъ другимъ разнымъ начальствамъ выгнать шалуна изъ заведенiя - что стаканъ воды выпить...

-- И вотъ, заключилъ первый изъ говорившихъ, вотъ человекъ, котораго хоронятъ на пособie отъ земства, и семью оставилъ безъ куска хлеба, а ведь въ Гатчине еще у его семьи былъ капиталъ, и капиталъ этотъ весь пошелъ на насъ!..

напечатанной въ журнале "Дело". По собраннымъ справкамъ спешимъ опровергнуть этотъ слухъ. Мы уже выше описали его болезнь и кончину. Что же касается до упомянутой статьи, то объ ней Цейдлеръ отнесся следующимъ образомъ: "непрiятны ругательства, да видно къ нимъ надо привыкать, писалъ онъ. Мое дело все на виду и пукай статья усугубитъ вниманiе и надзоръ земства; земство не есть единичное лицо, которое можно обойти и обморочить, а строгiй Аргусъ, до сихъ поръ (спасибо ему!), кажется, недремно следящiй за своимъ и моимъ детищемъ".}