Эдельсон Е. Н.: Два слова правды нашим лирикам (старая орфография)

ДВА СЛОВА ПРАВДЫ НАШИМЪ ЛИРИКАМЪ.

Не по случайнымъ какомъ либо соображенiямъ, не по капризу или по другимъ неблагонамереннымъ причинамъ решаемся мы призвать, именно теперь, къ суду нашихъ современныхъ лириковъ и потребовать у нихъ отчета въ ихъ поэтической деятельности. Мы очень хорошо понимаемъ заслуги, оказанныя многими изъ нихъ делу поэзiи, и вовсе не принадлежимъ къ отрицателямъ поэзiи вообще, ни даже къ поклонникамъ поэзiи утилитарной. Насъ просто мучитъ жалкая современная роль нашей лирической поэзiи и мы думаемъ откровеннымъ словомъ отделаться отъ лежащей на насъ тягости. Откуда въ самомъ деле эта незавидная роль нашей лирической поэзiи? Мы знаемъ, что найдутся люди, которые не замедлятъ отвечать на этотъ вопросъ темъ, что вообще время поэзiи отжило и общество въ лице лучшихъ, передовыхъ своихъ деятелей давно обратилось къ другимъ, более современнымъ и более нужнымъ формамъ мысли и слова. Но мы не задумываемся, надеемся, вместе съ большинствомъ мыслящихъ людей, признать поэтическое вдохновенiе вечно живою силою и истинный голосъ ея вечно симпатичнымъ и нужнымъ человечеству. Мы знаемъ также, что найдется другiе голоса, которые ответятъ, что поэзiя, даже и лирическая, продолжаетъ существовать и процветать у насъ, но что вырастающее поколенiе умышленно отвратило отъ нея свои уши или потеряло способность наслаждаться и увлекаться истинною, чистою поэзiею; что горячiе интересы времени и минуты поглотили вообще высшiе, спокойные интересы науки и искусствъ. Съ последнимъ мы готовы согласиться отчасти, но перваго, т. е. какого-то перерожденiя природы человека, закрытiя въ немъ одного изъ важнейшихъ органовъ воспринятiя - опять таки допустить не можемъ. Да есть, кроме того, и очевидный фактъ, говорящiй въ пользу нашего мненiя. Мы видимъ, съ какимъ сильнымъ интересомъ относится наше общество къ нашимъ романистамъ и драматургамъ, сколько нибудь выступающимъ изъ ряда посредственности. Мы видимъ, къ какимъ долгимъ и горячимъ спорамъ въ литературе и обществе подастъ поводъ каждый новый романъ Тургенева, каждая новая драма Островскаго, даже какая нибудь новая сценическая пьеса, которою авторъ какъ будто хочетъ сказать что-то. Положимъ, что тонкихъ критическихъ статей появляется въ наше время не много, но это не потому, чтобы въ нихъ не было вовсе и потребности, а просто потому, что у насъ нетъ тонкихъ и даровитыхъ критиковъ.

Во всякомъ случае несомненно, что въ публике произошло заметное охлажденiе къ нашимъ лирическимъ поэтамъ, хотя вотъ уже несколько летъ мы не лишились ни одного изъ нашихъ наиболее даровитыхъ лириковъ, кроме Л. Мея, и хотя они, съ своей стороны, стараются, по временамъ, снова привлечь къ себе вниманiе и сочувствiе публики. Каждый разъ даже, когда появится сколько нибудь значительное произведенiе кого либо изъ нихъ, публика и журналы очевидно какъ бы встрепенутся, наполнятся ожиданiями, но затемъ тотчасъ же последуетъ разочарованiе и еще большее охлажденiе. Такъ было при появленiи несколько летъ тому назадъ, во "Времени" первыхъ главъ поэмы, Я. Полонскаго - "Свежее преданье"; такъ было, отчасти, предъ появленiемъ въ февральской книжке "Русскаго Вестника" второй половины лирической поэмы А. Н. Майкова - "Три смерти". Но ни после напечатанiя несколькихъ главъ поэмы Полонскаго, ни после появленiя второй половины "Трехъ смертей" критика не сказала почти но слова о новыхъ, довольно крупныхъ, явленiяхъ. Неужели же не нашлось никого, кто бы способенъ былъ понять самъ и разтолковать другомъ красоты новыхъ творенiй? Нельзя жe предположить, также, чтобы все журналы о газеты сговорилось погубить у насъ поэзiю и не допустили на свои страницы ни одной статьи объ нихъ. Наконецъ, отчего же не слышно было объ нихъ никакого говора въ обществе, между темъ какъ вся Россiя чуть не целый годъ спорила и толковала по поводу романа "Отцы и дети"?

и практическихъ вопросовъ, поднятыхъ историческимъ теченiемъ жизни. Ихъ можно было слушать и услаждаться ими, какъ едутъ наслаждаться музыкою или оперою, когда есть достаточно свободнаго времени, но голосъ ихъ оказался не слишкомъ сильнымъ, чтобы раздаваться и влечь къ себе среди тревожнаго говора и шума закипевшей жизни, содержанiе ихъ оказалось слишкомъ скуднымъ, чтобы заставить обратить на себя вниманiе среди серьезныхъ и горячихъ голосовъ, раздавшихся въ литературе. Пока ухо еще было настроено долго раздававшимся гармоническомъ пенiемъ поэтовъ пушкинской эпохи, пока еще жило поколенiе, въ которомъ образовалась потребность сладкой музыки стиха, оно выслушивало нашихъ поэтовъ, ради прекрасныхъ воспоминанiй, прощая имъ скудость ихъ содержанiя. Но когда выросло другое поколенiе, въ которомъ нужно было воспитать эту потребность, прививая ему вкусъ къ гармонiи глубокимъ интересомъ песенъ,-- поэты наши оказались безсильными къ выполненiю этой задачи.

Кажется, кемъ-то уже высказана была справедливая мысль про современныхъ нашихъ лириковъ, что поэзiя Пушкина разменялась въ нихъ: одному досталась мелодическая плавность стиха его, другому картинность образовъ, третьему его лирическая сила, четвертому его чуткость къ речи и т. д. Но само собою разумеется, что изъ этихъ отдельныхъ частей не вышло цельнаго поэта, способнаго заменить Пушкина. Скажемъ еще более, даже мотивы, которые разработывались постоянно нашими современными поэтами, было завещаны имъ еще Пушкинымъ; къ нимъ они не прибавили ничего новаго, ничего такого, чего бы первообразъ нельзя было указать у нашего великаго поэта. Чтобы сохранять полнейшее безпристрастiе, мы должны прибавить, что къ существовавшимъ еще у Пушкина мотивамъ, прибавились въ последнее время некоторыя психологическiя тонкости въ изображенiи любовныхъ отношенiй и выразились съ некоторымъ разнообразiемъ страстное чувство къ природе - мотивъ неразработанный нашимъ великимъ поэтомъ. Но вся эта примесь къ мотивамъ собственно Пушкинскомъ ограничивается струею, внесеннаго къ намъ Гейне, и потому также не представляетъ ничего самобытно сказаннаго. Спешимъ оговориться разъ навсегда: при всехъ предыдущихъ и дальнейшихъ разсужденiяхъ нашихъ, мы вовсе не имеемъ въ виду г. Некрасова, во первыхъ потому, что путь его совсемъ особенный и никакъ не можетъ быть названъ подражательнымъ пушкинскому; во вторыхъ потому, что онъ, къ сожаленiю, всехъ менее наследовалъ истинныя красоты Пушкинской поэзiи. По разнымъ другимъ соображенiямъ, мы исключаемъ также изъ нашего обзора: г. Тютчева, какъ принадлежащаго отчасти къ иной эпохе и представляющаго известную оригинальность мысли и направленiя Огарева, уже давно умолкнувшаго. Затемъ мы имеемъ дело съ поэтами молодыми, наличными и действующими въ литературе. Не вдаваясь въ отдельныя характеристики каждаго изъ нихъ, мы будемъ строго держаться своей задачи, т. е. отысканiя причинъ равнодушiя къ нимъ публики и въ особенности оскуденiя ихъ значенiя въ последнее время.

Одномъ изъ интересныхъ и характерныхъ свидетельствъ недостатка глубокаго, истинно поэтическаго содержанiя въ современной деятельности нашихъ лирическихъ поэтовъ служитъ для насъ появленiе въ нынешнемъ году книжки г. Пятковскаго - "Гражданскiе мотивы". Какой смыслъ имеетъ этотъ сборникъ, чемъ вызвано его появленiе? Очевидно, что общество еще привыкло чего-то ждать отъ своихъ поэтовъ, что вера въ ихъ способность сказать во всякое время и при всякихъ обстоятельствахъ свое живое и сильное слово еще не замерла въ большинстве; но въ действительности этого живаго, сильнаго, оригинальнаго слова не слышится отъ нихъ и, вотъ, въ ответъ на запросъ публики отъ поэтовъ, г. Пятковскiй, какъ бы оправдывая ихъ передъ обществомъ, начинаетъ отыскивать въ нихъ какiе-то гражданскiе мотивы, вероятно, желая отличить этимъ названiемъ стихотворенiя, отвечающiя сколько нибудь интересамъ и духу времена, отъ стихотворенiй, не представляющихъ никакого содержанiя, а простое пенiе на старые и избитые мотивы. Такихъ мотивовъ изъ всей нашей современной поэзiи г. Пятковскiй набралъ 54 штуки. Мы не говоримъ о томъ, въ какой степени счастлива основная идея г. Пятковскаго, ни на сколько удачно сделанъ имъ выборъ, но просто указываемъ на то знаменательное явленiе, что могло же придти кому нибудь въ голову хлопотливо выбирать изъ нашихъ поэтовъ отдельныя стихотворенiя, въ доказательство того, что стихотворцы не совсемъ еще отстали отъ века.

отраженiя эпохи, духа времени, однимъ словомъ, живаго голоса, среди другихъ голосовъ; а насъ угощаютъ капризно-личными ощущенiями, античными созерцанiями, натянутыми картинами изъ средняго и древняго мiра, поклоненiями красотамъ природы и т. под. да, вдобавокъ, и этимъ всемъ еще въ подогретомъ виде, безъ живаго, по большей части, и цельнаго вдохновенiя. Положимъ, можно встретить истинныя красоты разнаго рода у вашихъ лучшихъ современныхъ поэтовъ. Но ведь нельзя же, въ самомъ деле, читателю, подобно Агафье Тихоновне, выбирать мысленно эти красоты изъ разныхъ источниковъ и воображать, какъ бы хорошо было, если бы это приставить къ тому и т. д. Можно, конечно, наслаждаться въ Фете живымъ, певучимъ изображенiемъ настроенiя минуты, во ведь захочется же и чего нибудь по серьезнее. Можно пленяться въ Майкове картинностью образовъ и прекрасною постройкою лирическихъ стихотворенiй; но, ведь, захочется же отъ него, наконецъ, и задушевнаго, живаго слова и чувства. У Полонскаго найдешь, пожалуй, довольно кой чего по этой части, но зачемъ же онъ становится такимъ слабымъ, когда берется за поэму съ жизненнымъ, современнымъ содержанiемъ, или отчего же не уловишь, наконецъ, ничего прочнаго въ его мiросозерцанiи? У иного, наконецъ, постоянно прекрасныя чувства и мысли, выраженныя хорошимъ стихомъ, но отчего же ихъ забываешь тотчасъ же по прочтенiя? Все это обрывки, пожалуй, поэзiи и поэзiи настоящей, но не самая поэзiя, къ голосу которой никогда не можетъ остаться равнодушенъ всякiй сколько нибудь развитый человекъ и которая сама, по своей живой природе, не можетъ оставаться безучастной къ трепещущему пульсу жизни. Что же за поэты, которыхъ жизнь, какая бы то ни была, могла застать върасплохъ и зажать имъ и чувства къ воспринятiю новаго и уста, призванныя отвечать "на всякiй звукъ!"

Мы решаемся высказать и еще весьма капитальное обвиненiе противъ нашихъ современныхъ поэтовъ, хотя обыкновенно на эту сторону, при оценке поэтовъ, обращаютъ весьма мало вниманiя. Никто изъ нихъ отдельно, ни все они вместе взятые, нисколько не помогли строенiю нашего языка; все они пробивалась только формами, существовавшими въ литературе и прежде нихъ или выработанными другими путями, но не создали новыхъ формъ, не оставили по себе никакого живаго наследiя собственно языку. Исключенiе составлялъ только Мей, но мы говоримъ о живыхъ. Остановимся несколько на этомъ важномъ пункте. Въ огромномъ словаре, принятомъ нами въ наследiе отъ народа, заключаются данныя для выраженiя всевозможныхъ понятiй и ихъ комбинацiй; есть даже безконечное количество готовыхъ и часто чрезвычайно меткихъ реченiй и оборотовъ для выраженiя того, что уже испытано человеческою душею въ теченiе общей народной жизни. Народъ и большинство людей, котораго мысли и чувства почти не выходятъ изъ обыкновенныхъ житейскихъ нуждъ и положенiй, обыкновенно пробавляется этимъ готовымъ матерiаломъ и только постепенное распространенiе новыхъ идей гражданственности, мышленiя, новыхъ занятiй, нуждъ и потребностей заставляютъ его постепенно и медленно вырабатывать новыя формы языка; но творцы этихъ новыхъ формъ обыкновенно остаются неизвестными, безличными, исчезаютъ въ общей массе народа. Поэты, напротивъ, суть именно люди, которые чувствуютъ и мыслятъ новое и по новому, т. е. въ высшей степени живо, ясно и оригинально. Для этихъ, прежде всего, чисто личныхъ, оттенковъ мыслей и ощущенiй они чувствуютъ потребность въ новыхъ формахъ языка. И именно поэты, а не ученые, ораторы или кто либо другой чувствуютъ по преимуществу эту потребность потому, что для всехъ другихъ категорiй людей достаточно только доводить свои мысли и выраженiе ихъ въ слове до совершенной ясности, чтобы вполне достигать своей цели; обо содержанiе ихъ мыслей и выраженiя этихъ мыслей принадлежитъ исключительно къ сфере общечеловеческаго; напротивъ, сила и оригинальность - главнейшiя достоинства поэтовъ, заключаются именно въ томъ, чтобы уловить и передать въ слове мысль и чувство въ его индивидуальнейшихъ оттенкахъ; ибо хотя содержанiе поэтовъ и делается въ последствiи общимъ достоянiемъ, переходитъ во всемъ доступные формы, но это именно потому, что ихъ генiальнымъ усилiемъ это мимолетное индивидуальное они успеваютъ увековечить въ слове, и такомъ образомъ сделать его общечеловеческимъ или общенароднымъ. Такимъ образомъ можно принять за правило, что все великiе поэты, т. е. люди, успевшiе сказать своему народу или и целому человечеству, новое слово, были непременно и щедрыми вкладчиками въ сокровищницу своего языка, давали направленiе его развитiю. Не даромъ въ грамматикахъ при составленiи правилъ языка берутся за основанiе и поэты наравне съ народною речью. Мы, конечно, не говоримъ чего либо новаго. Пушкинъ, говоря о безсмертной Грибоедовской комедiи, зналъ, безъ сомненiя, какую похвалу говоритъ онъ ей, предсказывая, что она распадется на пословицы. Многiе фразы изъ комедей Гоголя и Островскаго и теперь уже стали общимъ достоянiемъ, вошли въ живую речь, заменяя, при случае, целыя разсужденiя, какъ народная поговорка. А Пушкинскiе эпитеты! кому неизвестна ихъ меткость!

Живое безличное творчество народной речи, если и не замерло совершенно въ наше время, то какъ уже сказано, по преимуществу перешло въ руки поэтовъ, заменилось личнымъ выраженiемъ. Слово, метко употребленное поэтомъ, чувство истинно и глубоко схваченное и счастливо выраженное, создаютъ немедленно и новыя формы въ языке, обогащая это великое народное достоянiе. Если же речь поэта, давая почувствовать мне въ известной степени его душевное настроенiе, въ то же время смутна, невыразительна, или, отличаясь правильностью и гармонiею, часто прикрываетъ искуственный пафосъ, напускныя чувства - ни въ томъ, ни въ другомъ случае она не творческая, не поэтическая речь. Большая часть нашихъ современныхъ поэтовъ грешитъ темъ или другимъ и мы съ полною уверенностью утверждаемъ, что вкладъ ихъ въ богатство народнаго живаго слова - ничтожный. Выше мы сказали, что такъ же какъ и самобытный вкладъ ихъ въ сокровищницу мысли - само собою разумеетъ, что это одно и тоже.

"чувствъ добрыхъ"; никто не станетъ отрицать въ каждомъ изъ нихъ многихъ истинно-поэтическихъ достоинствъ; никто, наконецъ, не отнимаетъ некоторыхъ ихъ заслугъ въ нашемъ образованiи: но намъ досадно, зачемъ же они не въ силахъ поддержать такъ высоко знамя поэзiи, чтобы оно было видно и уважаемо людьми всехъ партiй и убежденiй - вотъ что заставило насъ предпринять этотъ этюдъ и высказать несколько горькихъ убежденiй, къ которымъ мы пришли, по добросовестномъ разсмотренiи дела. Передъ нами стоялъ неотразимо вопросъ объ очевидномъ равнодушiи нашей журналистики и публики къ недавно еще любимымъ молодымъ поэтамъ вашимъ. Что нибудь одно: или критика и публика наша потеряли поэтическое чутье, или вина этого охлажденiя лежала въ самихъ поэтахъ?

"Смерть Люцiя", лирическую драму А. Н. Майкова.

Въ краткомъ предисловiи къ драме, авторъ говоритъ, что поэма эта, вместе съ первою частью, известною подъ именемъ "Три Смерти", начата 11 летъ тому назадъ; но вторая часть до сихъ поръ была имъ оставлена, потому что не удавалась,-- значитъ теперь удалась, если напечатана. Далее онъ прибавляетъ, что въ ней "сказалось многое такое изъ прожитого авторомъ, что дается только жизнью и опытомъ",-- значитъ драма имеетъ жизненное, современное значенiе. Посмотримъ что же въ действительности даетъ она.

Уже на первый разъ, по прочтенiи лирической драмы А. Н. Майкова, вы чувствуете, что, не смотря на многiя несомненныя достоинства ея, на счастливо выбранный сюжетъ, представляющiй по истине трагическiй моментъ въ исторiи человечества, вы остаетесь холодны, точно предъ вами прошло не живое событiе, совершившееся въ лицахъ, а рядъ панорамическихъ картинъ. Анализируя глубже причину этой холодности, остающейся въ читателе, вы открываете прежде всего, что поэма не сказала вамъ ничего новаго, живаго. Построена она вообще довольно правильно и ловко, все, даже мелочныя, подробности римской жизни изображены съ знанiемъ дела, каждое лицо говоритъ действительно такъ, какъ ему следуетъ по данной авторомъ роли, т. е. циникъ цинически и т. д. Но все это: и трагическое положенiе лучшихъ людей въ эпоху упадка Рима и глубокое нравственное паденiе римскаго общества, и высокое мужество первыхъ христiанъ - были намъ известны нисколько не менее и до появленiя поэмы А. Н. Майкова. Того высокаго вдохновенiя, того прозренiя въ давно минувшiя времена, которое умеетъ открыть въ нихъ новыя и типическiя черты, въ поэме А. Н Майкова мы вовсе не находимъ. Некоторыя археологическiя подробности, введеныя авторомъ въ поэму, и, можетъ быть, не всемъ известныя, конечно не придаютъ ей яркаго колорита эпохи. Наконецъ, некоторыя места въ драме поражаютъ очевиднымъ отсутствiемъ тонкости замысла и отделки, грешатъ противъ основныхъ началъ жизни и искусства. Къ такомъ явнымъ промахамъ принадлежитъ напр. во 2-й сцене то место, где гости Люцiя пьютъ, по принужденiю циника, тостъ кесарю "за то, что онъ душитъ и давитъ ихъ." Особенно любопытно то обстоятельство, что на это место, какъ г. Майковъ самъ говоритъ въ примечанiи, уже указывали ему, какъ на художественную неловкость; но онъ думаетъ оправдать себя Тацитомъ, Светонiемъ и проч. свидетельствами о глубокомъ паденiи нравовъ той времени. Да дело не въ томъ, какъ глубоко пало общество того времени, а въ томъ, что обращикъ, выдуманный поэтомъ для того, чтобы показать глубину этого паденiя, вообще не правдоподобенъ, психологически неверенъ, не было никакой необходимости гостямъ повторять столь унизительный тостъ, никакой опасности заменить тостъ какимъ нибудь другомъ, хвалебнымъ кесарю. Такъ же неловко относительно художественной или, что тоже, жизненной правды внезапное отчаянье Люцiя и восклицанье его

О Римъ, о Римъ!.. Нетъ! жить нельзя!

Но удовлетворившись изображенiемъ эпохи, избранное авторомъ, не найдя истиннаго творчества въ этой стороне поэмы, читатель ищетъ въ ней по крайней мере творчества, другаго рода: сердцеведенiя, проникающаго до глубочайшихъ основъ человеческой природы, живыхъ лицъ и характеровъ, отношенiй верно схваченныхъ и представленныхъ, однимъ словомъ техъ откровенiй души и жизни, которыя всегда составляли вставную силу и задачу поэзiи и давало ей право на воспитанiе человечества. Въ "смерти Люцiя" фигуры человеческiя только что правильны, но не живы; это академическiе этюды, въ которыхъ видно известное мастерство и обдуманность, но въ которыхъ напрасно искало бы вы своеобразнаго проявленiя жизни. Вообще вся поэма очевидно написана по известному плану, съ известною целью, съ расчетомъ на известные эффекты; однимъ словомъ, авторъ попалъ на хорошiй сюжетъ для лирической драмы, какъ онъ назвалъ свое произведенiе, и обработалъ этотъ сюжетъ старательно и довольно удачно; но, да проститъ намъ А. Н. Майковъ, мы не видимъ въ его поэме вдохновенiя, того приращенiя и глубокаго сосредоточенiя силъ разума и фантазiи, которые называются поэтическимъ творчествомъ и оттого поэма его, пошевеливъ при чтенiи некоторыя стороны ума, затронувъ слегка некоторыя фибры сердца, не оставляетъ въ читателе цельнаго, незабываемаго впечатленiя.

Есть, впрочемъ, одинъ моментъ въ поэме, где лирическое одушевленiе автора поднимается весьма высоко и невольно передается читателю. Это то место, где Марцеллъ, другъ Люцiя, желая обратить его въ христiанство, говоритъ ему, пораженному зрелищемъ внезапно раскрывшихся катакомбъ:

Во всеоружiи стоитъ!
Тамъ нетъ рабовъ! Тамъ нетъ богатыхъ!

Впрочемъ, второй стихъ не делаетъ чести такому вообще мастеру стиха, какъ А. Н. Майковъ. Очень удачнымъ считаемъ мы также "Гимнъ Христiанъ", въ конце поэмы, очевидно навеянный стихами нашихъ раскольниковъ, сочиненными въ обстоятельствамъ весьма схожихъ съ положенiемъ христiанъ въ Риме.

рубеже погибающихъ, утратившихъ смыслъ формъ жизни и новыхъ, возникающихъ, полныхъ великой будущности, но не понятныхъ ему идей, поэтъ имелъ въ виду и нашу эпоху, и наше общество, где между старымъ и новымъ порядкомъ ведется на всехъ путяхъ непримиримая борьба. Действительно, перечитывая "Смерть Люцiя", встречаешься не разъ съ намеками за современность, слышатся по временамъ знакомыя Фразы, известныя оттенки нашихъ литературныхъ мненiй. Такъ въ споре Люцiя съ Ювеналомъ, где последнiй возстаетъ за влiянiе грековъ о обещаетъ пробудить коренной римскiй духъ, а Люцiй сомневается въ возможности и пользе такого пробужденiя,-- можно, пожалуй, видеть намекъ на литературные своры нашихъ западниковъ о славянофиловъ. Или въ словахъ Люцiя:

Бежишь къ вождямъ, бежишь къ жрецамъ,

И просишь - дела дайте намъ!
И что-жъ въ ответъ на рвенье наше?
Ни вождь

Можно также найти сходство, съ темъ ш, который, по словамъ Н. Щедрина, составляетъ самое характеристическое явленiе вашей современной жизни. Наконецъ, циникъ, который, при воде появившихся вакханокъ, восклицаетъ "мясцо живое!" и поетъ:

Я старенькiй, я гаденькiй,
Да вотъ
И, юность ощутилъ.

конечно также можетъ напомнить читателю, следящему за литературными явленiями нашими, некоторыя выраженiя, приписываемыя матерiалистамъ или нигилистамъ. Но за этими и другими немногими намеками, едва ли можно будетъ безъ натяжка указать дальнейшее, более близкое отношенiе между содержанiемъ поэмы А. Н. Майкова и современнымъ состоянiемъ русскаго общества. Борьба, пожалуй, есть и въ томъ и въ другомъ случае; также точно вновь вступающiя въ жизнь начала застали многихъ у насъ неприготовленными о кажутся имъ посягательствомъ на все святое, и т. д. Одномъ словомъ, внешнiя черты сходства, пожалуй, есть; но они есть между каждыми двумя моментами исторiи, если только это моменты взяты изъ живой, движущейся и, следовательно, полной борьбы и столкновенiй, действительности. Но именно того трагическаго, что составляетъ высокiй интересъ эпохи, составляющей содержанiе "Смерти Люцiя", нетъ вовсе въ борьбе, совершающейся въ ваше время. Это высоко трагическое, какъ довольно удачно выразилъ его самъ г. Майковъ, заключалось въ эпоху паденiя Рома въ томъ, что именно все, даваемое тогдашнимъ образованiемъ, мудростью, блестящими дарами природы, отталкивало людей, подобныхъ Люцiю, отъ единственнаго источника спасенiя - ученiя христiанскаго, ученiя рабовъ, ученiя но для мудрыхъ, а по преимуществу для нищихъ духомъ. Трагическое именно въ томъ о состоитъ, что человекъ не по своей воле, или слабости, или малоумiю приходитъ къ безвыходному положенiю, во потому, что принуждается къ тому силою вне его лежащихъ обстоятельствъ, роковою силою. Люцiй гибнетъ именно потому, что онъ воплотилъ въ себе все силы римской цивилизацiи, веритъ въ эти силы и оставаясь строго мыслящимъ и твердымъ волею человекомъ, но можетъ допустить, чтобы какое-то темное ученiе, не явившее еще себя никакимъ блескомъ, могло идти на смену его цивилизацiи, имеющей славную исторiю, владеющей всемъ мiромъ. И онъ гибнетъ не потому, чтобы у него не достало умственныхъ способностей для разуменiя новаго ученiя или чтобы это ученiе достигло его слишкомъ поздно, но потому именно, что этихъ двухъ вещей нельзя было совместить въ то время по природе человеческой. Въ этомъ о трагедiя. Что же подобнаго можно найти въ столкновенiи стараго и новаго порядка въ наше время? У насъ просто на смену отжившему, негодному, приходитъ новое, живое и требуетъ себе свободы, воздуха. Съ большею или меньшею быстротой и энергiей такiя борьбы совершаются безпрерывно въ исторiю народовъ и нельзя видеть ничего трагическаго, роковаго въ судьбе техъ, кто струситъ передъ этимъ новымъ, потеряетъ почву подъ собою, не найдется въ водовороте новыхъ идей и фактовъ. Люцiй, умирающiй, не припавъ новаго ученiя, есть явленiе прискорбное, конечно, для друзей его, уже обратившихся въ христiанство, но во всякомъ случае явленiе грандiозное и почтенное, а помещица Падейкова, теряющаяся отъ глупаго слова своей крепостной девки, по своему перетолковывающей освобожденiе, или человекъ, у котораго съ разу исчезаетъ земля подъ ногами отъ того, что строгiе выводы науки разобьютъ несколько сложившихся въ голове его бредней - просто жалки и должны составлять предметъ сатиры, а не драматическаго сюжета.

Такомъ образомъ, съ какой стороны ни поверни, новое произведенiе А. И. Майкова, не смотря на многiя частныя, поэтическiя достоинства, не смотря на очевидную опытность въ композицiи, не представляетъ ничего, способнаго глубоко увлечь и заинтересовать современное русское общество, и потому авторъ едва ли будетъ вправе жаловаться на равнодушiе, съ какимъ, по всему вероятiю, будетъ встречена: "Смерть Люцiя" критикой и публикой.

мотивовъ вы не одобряете, возвышенныхъ сюжетовъ изъ античнаго мiра съ намеками на современность также нетъ, что же остается? Сохрани васъ Богъ связывать какими бы то ни было требованiями свободную фантазiю поэта; наше дело только анализировать и оценятъ достоинство того, что угодно имъ будетъ подарить публике; но если не для лирическихъ поэтовъ, то по крайней мере для читателей мы можемъ указать истинный и вечный, неизсякаемый родникъ для поэзiи, родникъ, способный давать свежую, прохладную и утоляющую воду про какихъ бы то ни было состоянiяхъ атмосферы, при какомъ бы то ни было расположенiи умовъ. Это.... Но на дняхъ намъ случилось прочесть одно изъ последнихъ стихотворенiй Я. П. Полонскаго, поэта по преимуществу симпатическаго и наивнаго, въ хорошемъ смысле этого слова. Муза, являясь поэту, въ этомъ стихотворенiи, говоритъ ему, что она ходила повсюду въ мiре: и въ чертоги къ богачу, указывая ему на бедныхъ, и на поле къ труженику и въ темницу и т. д., но все, занятые своими делами и заботами или не желая выслушивать ея голоса, оттолкнули ее отъ себя, какъ ненужную, и вотъ она, разочарованная, потерявшая веру въ святость своего дела, решается снять свой венокъ.... Просимъ извиненiя у почтеннаго автора, если въ чемъ либо не такъ передали содержанiе его стихотворенiя, которое слышали всего одинъ разъ о которое сколько намъ известно, еще не напечатано - но существенные смыслъ его, кажется, тотъ. Я. П. Полонскiй очевидно чувствовалъ, что поэзiя мало возбуждаетъ къ себе участiя въ настоящее время, и, вотъ, онъ въ поэтическомъ образе захотелъ указать и отчасти объяснить равнодушiе публики къ поэзiи. Муза его является повсюду, где, по видимому, присутствiе ея законно, но повсюду встречаетъ холодной прiемъ. Выходитъ, следовательно, что никто не хочетъ слушать поэзiи, что поэту въ настоящее время не для кого нетъ. На насъ стихотворенiе произвело другое впечатленiе. Намъ казалось, слушая его, что поэзiя ваша, именно потому и мало возбуждаетъ сочувствiя, что она слишкомъ гоняется за современными мыслями и мотивами, что, бродя постоянно по свету и предлагая всемъ о каждому свои песни, она естественно должна была утратить свою силу и обаянiе. Что можетъ, въ самомъ деле, сказать новаго и дельнаго поэзiя человеку, трудящемуся въ поте лица, объ его труде? Въ силахъ ли она склонить богача къ щедрости, утешить узника? и т. д. Не мудрено, что прiискивая постоянно внешнiя сюжеты для своихъ песнопенiй, подлаживаясь подъ тонъ современности - она смешалась въ глазахъ большинства съ практическими советчиками разнаго рода, которые часто притомъ подадутъ советъ умнее и лучше. - Если бы поэты наши, оставивъ въ стороне погоню за модными и современными сюжетами, съ одной стороны, а съ другой, не соблазняясь легкостью уже избитыхъ и поношенныхъ поэтическихъ прiемовъ жили сильнее и горячее всеми тревогами века и въ то же время вынашивали до последней ясности свои задушевнейшiя думы и песни; если бы муза поэзiи, не бродя по торжищамъ, больше прислушивалась къ внутренней работе ума и сердца самаго поэта: голосъ поэзiи уважался бы и въ наше время, если не всею толпой, то по крайней мере лучшими людьми. Поэтъ - носитель думъ своего века; это не значитъ, что онъ следитъ неустанно по газетамъ и иными способами за всеми мелкими явленiями времени, за всеми вопросами дня и спешитъ заявить свой голосъ,-- это значитъ, что чуткостью своей души, впечатлительностью сердца онъ прежде другихъ переживаетъ впутревно важнейшiе вопросы времени, яснее прочихъ сознаетъ стремленiе эпохи, лучше и метче другихъ можетъ выразить то, что смутно движетъ и волнуетъ массы. Но для этого прежде всего нужно глубоко чувствовать о искренно, безбоязненно высказывать созревшiе въ глубине души слова. Въ лучшихъ поэтахъ всехъ вековъ о народовъ чтенiе сочиненiй охъ въ хронологическомъ порядке представляетъ особенный и сильный интересъ. Васъ равно интересуетъ о внутреннее ихъ развитiе, мятежная борьба, ими прожитая, и постепенное отраженiе въ этой борьбе духа времени. Въ большей часто нашихъ современныхъ поэтовъ то или другое расположенiе ихъ произведенiй не изменяетъ ничего въ сущности дела. Такъ или иначе, встретишь все те же более или менее знакомые, более или менее счастливые звуки. Внутренняя жизнь души или спрятана у однихъ, или даетъ хотя и искреннiе и задушевные, но довольно однообразные звуки, или проявляется въ такихъ мелкихъ, случайныхъ, причудливыхъ мотивахъ, что современные люди не могутъ признать въ нихъ выраженiя своихъ задушевнейшихъ и серьознейшихъ думъ и помысловъ...

въ ваше время вопроса о поэзiи. Слышатся голоса, съ одной стороны, обвиняющiе все молодое поколенiе въ отсутствiя поэтическаго чувства,-- съ другой, отрицающiе самостоятельность поэзiи и требующiе отъ нея какихъ-то гражданскихъ мотивовъ. Мы думаемъ, что искренне, безъ побочныхъ соображенiй сказанное слово въ этомъ деле поможетъ, во всякомъ случае, разъясненiю его.