ДРУГУ ИЛЬЕ ИЛЬИЧУ
Илья Ильич! Позволь, пока еще я смею
Гордиться дружбою высокою твоею,
Позволь воспеть звезду всходящую твою!
Покинешь скоро ты друзей своих семью
И потеряешься для них в сияньи света,
Недосягаемом для бедного поэта!
Позволь мне хоть сказать, как я люблю тебя,
Как мил ты мне, когда, гаванский дым клубя,
Прихлебывая, пьешь ликер ты благовонный
Иль сельтерской водой клико остепененный;
И в этот сладкий час, между еды и карт,
В бюрократический приходишь вдруг азарт,
И перестроивать, с верхов до основанья,
Всё заново начнешь общественное зданье!
О, как мы слушаем! Как наш ученый Шмит -
Сей нигилистов бич - от счастия пыхтит!
А юный правовед - сей баловень фортуны, -
Как будто ловит он речей твоих перуны
В бумагах деловых эффектно погромить!
А Петр Петрович! Тит Фомич! И я-то, грешный, -
Мы таем, учимся, и - верь - не безуспешно!
Какие новые пружины и винты
В гражданский механизм искусно вводишь ты!
Какой из рук твоих, в жизнь дикого народа,
Ручной голубкою влетела бы свобода!
Я слушаю, лежу спокойно на софе
И вижу, что и я, в особенной графе,
В теории твоей стою, и так же точно
Все - пирамидою, осмысленно и прочно
Сложились шестьдесят мильонов русских душ!
И как мы все цветем! О, богом данный муж!
У всех одна лишь мысль, все трудимся мы вместе,
Чтоб всё, что ты завел, стояло век на месте.
Не только старики, - ты счастьем всех смирил,
Всех! Даже молодежь ты так переродил,
Что исчезает в ней уж в школе пыл и ярость,
И прыгает она из детства прямо в старость...
Уж немцы к нам твое созданье изучать,
Дивясь, какой судьбой на "свинской" почве русской
Вдруг стало пахнуть всё идиллией французской!
Конечно, иногда меня смущает тут
Одно сомнение: народец русский - плут!
Не спорит никогда, но всюду - как по стачке,
Как в яму спустит вдруг, глядишь, поодиначке,
Созданья лучшие ученейших голов.
И как ты ни пиши, что с ним ни трать ты слов, -
Как от немецкого намордника собака!
Но ты - ты сладишь с ним... вот только б проложить
Тебе тропинку-то!.. Вот только б обратить
Вниманье... знаешь... там!.. Лишь там бы захотели
Тогда б ты сладил, да! Ведь ты не то, что был,
Ну, хоть твой папенька!.. Ах, вижу, рассмешил
Тебя сравненьем я! Хохочешь?.. Слава богу!
Мне лестно! очень! да!.. Вспадет же на язык!
Полжизни на плацу вытягивал он ногу,
Был губернатором, здесь чем-то управлял...
Застегнут, вытянут, каким-то дикобразом
Старался выступать, - казалось, съест вот разом!
В нем, знаешь, не было - руководящей нити...
А ты - учтив всегда, без этой лишней прыти,
И, не поморщив бровь, сгоняешь со двора
Без объяснения, лишь почерком пера,
С великой мыслию твоею несогласных!
Не слушаешь мольбы ни жен их, ни детей...
А папенька? Смешно и вспомнить-то, ей-ей!
Воришку мелкого, на сотенном окладе,
Раздавит, кажется... Ан смотришь, покричит -
И сам расплачется, да тут же и простит!
Закона - не любил! Его боялся даже,
Всегда в нем видел то, против чего на страже
С ним только вежливость старался соблюсти...
Вот в чем всё горе-то! В мундир весь век рядился,
Но сквозь мундир его халат всегда сквозился!
Вот ты, - так и в пальто, без звезд и без крестов.
От маменьки твоей), на свет в мундире вышел!
Конечно, память твой _папа_ у стариков
Оставил добрую, - и ставят пред иконы
И нынче за него свечу; но, милый мой,
Не Прохор, не Кузьма, не Сидор - а мильоны!
И пусть кричат слепцы: ты деспот! ты тиран!
Не слушай! Это толк распущенных славян,
Привыкших к милостям и грозам деспотизма!
А с этим можешь ты - не только всё ломать,
Не только что в лицо истории плевать,
Но, тиская под пресс свободы, - половину
Всего живущего послать на гильотину!
<1863>
Примечания
Впервые - "Библиотека для чтения", 1862, No 1, с. 1 (др. ред.). Окончательная редакция, но с цензурной правкой - "Новые стихотворения (1858-1863) А. Н. Майкова", М., 1864, с. 28. Впервые подлинно авторский текст - А. Н. Майков. Избранные произведения. БП, БС, с. 660.
Стих, имело сложную цензурную историю (ЦГИА). В числе других оно должно было публиковаться в приложении к "Русскому вестнику", вышедшем затем отдельным изданием ("Новые стихотворения (1858-1863) А. Н. Майкова", М., 1864). 23 января 1864 г. председатель Московского цензурного комитета М. П. Щербинин писал министру внутренних дел П. А. Валуеву о том, что цензурный комитет, "затрудняясь одобрить" представленное редакцией "Русского вестника" стих, Майкова, в котором "выставляется неизвестное официальное лицо, которое, благодетельствуя России, под видом либерализма, введением французских порядков, в сущности есть не что иное как тиран либерализма", предоставляет решение этого вопроса "на благоусмотрение" министра. 25 января, не дожидаясь ответа Валуева, Щербинин сообщил министру о своем решении печатать стих., основанном "на удостоверении редакции, что они не заключают в себе ни малейшего намека на какое-либо государственное лицо, а делается обращение к другу поэта, юному либералу, толкующему с товарищами и обнаруживающему бюрократические и лжелиберальные наклонности..." Вместо испрашиваемого Щербининым "благосклонного одобрения <...> такого <...> действия" Московский цензурный комитет получил от министра резкий выговор. "Не могу не выразить сожаления, - писал Валуев 30 января 1864 г., - о последовавшем уже напечатании стихотворения г. Майкова <...> так как заключающиеся в нем намеки могут возбудить такие толки и недоразумения, отстранение которых по действующим ныне узаконениям лежит на обязанности цензуры". Недовольство Валуева имело некоторые личные основания: из позднейшей заметки Майкова явствует, что в адресате "послания" министр увидел свои собственные черты и даже "стал допытывать, не его ли я разумел?" Однако смятение в высших цензурных инстанциях было вызвано куда более серьезными и для поэта и для издателя "Русского вестника" обстоятельствами: в петербургских кругах, близких ко двору, распространились слухи, что стих. "Другу Илье Ильичу" - пасквиль на Александра II. 14 февраля 1864 г. Ф. И. Тютчев получил письмо от Валуева, в котором последний утверждал, что в стих, "видят" прямой намек на Александра II (см.: Г. Чулков. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева, М. -Л., 1933, с. 157, 158). 16 февраля А. В. Головнин, который в 1861-1866 гг. был министром народного просвещения, писал великому князю Константину Николаевичу: "Посылаю Вашему Высочеству при сем стихи Майкова <...>, пропущенные московскою цензурою, как мне сказывал сегодня Валуев, вследствие усиленной просьбы редактора Каткова. Признаюсь, что я не пропустил бы их, несмотря на все желание мое простора печатному слову. Трудно поверить, чтобы в тех стихах не было прямого порицания действий государя и чтоб автор желал просто сопоставить администратора прежнего времени и нынешнего. Очевидно, что здесь дело идет не о типе, а о портретах" (Центральный государственный архив Военно-морского флота. Текст письма сообщен М. Д. Эдьзоном), Автор вынужден был защищаться. 15 февраля по совету Ф. И. Тютчева Майков написал на его имя объяснительное письмо с тем расчетом, что адресат доведет его до сведения царя. 17 февраля основное содержание этого письма поэт изложил в письме к М. Н. Каткову: "Я поставлял на вид, что стихотворение написано 3 года тому назад - и в 1861 (кажется) было напечатано и читано публично, и никому в голову тогда не приходило такого глупого толкования..." (ГБЛ).
Аргументация Майкова не слишком убедительна: текст, помещенный в "Русском вестнике", резко отличается от текста первой публикации ("Библиотека для чтения"), и основания, позволяющие увидеть некоторые черты царя в адресате стихотворного послания, несомненно, были (см., например, ст. 89-90, намекающие на реформу 1861 г.). Есть в стих, и намеки на Николая I - "папеньку" героя. Это, между прочим, подтверждается близостью ст. 433-434 поэмы "Сны", не пропущенных цензурой: "Старик тот ждал царя... Мы рвемся все к царю! // Да свечи за него мы ставим к алтарю!" к ст. 86-88 "послания": "Конечно, память твой _папа_ у стариков // Оставил добрую, - и ставят пред иконы // И нынче за него свечу..." Тем не менее из позднейшей пометы Майкова на черновике письма к Тютчеву следует, что объяснениям поэта царская фамилия поверила. Об этом автор "послания" и уведомил Каткова 18 февраля 1864 г.: "Великий князь наследник прочел вслух государыне стихотворение, и они не нашли никакой черты, в которой автор имел бы в виду государя <...> причем государь наследник сказал со своей стороны, что он "умеет читать между строчками"" (ГБЛ). Таким образом, история с "пасквилем" разрешилась в целом благополучно, хотя и осложнила и без того напряженные отношения Майкова с Валуевым. Имела эта история и общественный резонанс, о чем свидетельствует, в частности, тот факт, что из рецензии М. Е. Салтыкова-Щедрина на сб. Майкова "Новые стихотворения..." был исключен, видимо, под нажимом цензуры, текст стих. "Другу Илье Ильичу", в гранках приведенный полностью (см.: М. Е. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. в 20 тт., М., 1965-1977, т. 5, с. 666).